Top.Mail.Ru
КУПИТЬ билеты
«Две премьеры»
Пресса «Эдип-царь» Софокла
Автор: Дмитревская М.// СПб.собака.ru. 2002. №4.   

Две премьеры конца марта сулили встречу с экзистенциальными проблемами мира и человека в нем: «Эдип-царь» Софокла в Театре на Литейном (молодой режиссер А. Прикотенко) и «Парчовый барабан» Ю. Мисимы в Малом драматическом (режиссер В. Туманов). Трагический мир Ю. Мисимы никак не обнаружил себя в двух пьесках, сыгранных МДТ.

 

Несколько многозначительных истин на тему «любовь победила смерть», приправленных наивным мистицизмом, никак не напоминают мучительный «евразийский» мир трагического писателя, существовавшего в философском двоемирии Востока и Запада, ставшего для него смертельным (Мисима закончил жизнь, сделав харакири). «Надгробие Комати» о смертельной для Поэта встрече со старухой — бывшей красавицей и история старика Ивакити, над поэтической любовью которого надсмеялась проститутка, принятая им за «прекрасную даму», — «Лунную Азалию», поставлены не как поэзия и не как проза, не как драма и не как трагедия. Просто выходят актеры и говорят текст…

 

Обращение к трагедии в нашем «безжанровом» театре, в ситуации, когда повседневные тяготы заставляют зрителя глотать мыльную пену мелодрам и их ложью спасаться от ужасов жизни, — это поступок, тем более для молодого режиссера и трех его соратников-однокурсников — Дж. ди Капуа (Эдип), К. Раппопорт (Иокаста) и Т. Бибича (он играет сразу несколько ролей, а все вместе эти трое становятся «античным» Хором).

 

Красота декорации Э. Капелюша (светлые камни на земле, камни, свисающие с неба и заставляющие каждую минуту ждать «камнепада», как в «Макбете» Э. Някрошюса) делают спектакль изысканно-живописным, стильным, визуально многомерным.

 

Античная трагедия не знала «низа», сегодняшний театр не знает трагического «верха». Античная трагедия возвышала человека над его собственной плотью, карая его запретами и облегчая душу катарсисом. Мир Софоклова «Эдипа», кроме всего прочего, основывается на двух запретах, не утративших смысла по сей день: убийство отца и инцест. Христианское сознание, не детерминированное роком, осознающее свободу нравственного выбора, еще более расширительно осознает природу двух этих запретов: «Чти отца и мать своих», — значится в заповедях, а в ранг смертных грехов возведено ВСЯКОЕ убийство.

 

С легкостью, и я бы сказала с ловкостью необыкновенной, с фантазией и даже с блеском спектакль Андрея Прикотенко минует все истинно трагические вопросы, устраивая из «Эдипа-царя» замысловатые, иронические, ритмически выверенные озвученные балканскими распевами (иногда напоминающими русские плачи) игры. Фаллический культ борется на территории этого «Царя Эдипа» с роком, человек не хочет трагедии, он радуется ошибкам богов, надеясь, что права жизни окажутся сильнее прав неба.

 

Брутальный и несерьезный Эдип (Дж. ди Капуа), словно сошедший с глянцевой обложки журнала «Лиза» (вариант — «ХХL), напоминает скорее Фавна или рядового сатира — рядом со сладостным геем Креоном — похожим на Диониса в золотом «лавровом» венке. С таким Эдипом спектакль почти сразу теряет центр и бодро шагает по пути все новых остроумных дивертисментов. Старец Тиресий прикатывает в бочке, хотя он не Диоген. Посланец из Коринфа является, неся на спине огромную колонну. (Можно сразу догадаться — коринфского, а не дорического ордера. Он просто прикован к этой колонне. Как Прометей…

Думаю, в намерения режиссера входило смешение красок. Начав с «клипа», комикса о царе Эдипе (актеры, поначалу образующие как будто античный фриз, дальше начинают двигаться и фривольно разыгрывают этот сюжет в современно-рэповой стилистике), дальше он вводит трагические ноты и, видимо, думал выйти к «верхам». Но не смог. Трагедия заканчивается стебом, как и началась.

 

Единственной трагической героиней в «Эдипе» оказывается женщина. Уже не раз современные эстетики замечали, что с середины XIX века история и культура избрали трагической героиней именно женщину, констатировав несостоятельность мира мужского. «Эдип» явно подтверждает это.

 

Только в Ксении Раппопорт есть амбивалентность трагического и комедийного, сквозь страстные плотские желания ее Иокасты и иронические экзерсисы на эту тему (вот она затаскивает Эдипа в бочку для совершения акта) к середине спектакля все чаще проступает трагическая маска безмолвного крика — туда, к небесам. Но в финале действительно трагические вопли Иокасты ритмично переходят в репортерские интонации трех актеров, от лица «информационных агентств» сообщающих о происшедшей трагедии.

 

А в пластическом эпилоге три персонажа образуют на жертвеннике живописную группу в стиле античных буколик: «Эдип» обнажает грудь «Иокасты» и губами прикладывается к ее соску. На головы им сыплется манка «небесная». Плоть победила жизнь, чувственность, пусть и иронически поданная, бросает вызов богам. Камни, подвешенные наверху, висят недвижной бахромой. «Трагедия успокаивает», — произносил когда-то Хор в «Антигоне» Ж. Ануйя. Она не просто успокаивает теперь, она веселит… Две премьеры сулили встречу с экзистенциальным…