Top.Mail.Ru
КУПИТЬ билеты
«Человек — это очень прочная вещь»
Пресса «Счастье моё» Александра Червинского
Автор: Соколинский Е. // Час Пик. 2007. 10-16 октября   

Время от времени у театров появляется желание «чувства добрые» в публике пробуждать. Для этого нужны жанры мягкие, традиционные: водевиль с добрым смехом или мелодрама с добрыми слезами. В вечно любимых жанрах и поставлены два новых спектакля — Театра «Буфф» («Квадратура круга» по Валентину Катаеву) и Театра на Литейном («Счастье мое» по Александру Червинскому).

 

Друг у друга на головах.

«Квадратуру круга» 1928 года рождения давненько не ставили, и «Буфф» приступил к репетициям с некоторыми опасениями: «А если устарело?». Напрасно переживал. История о том, как двое комсомольцев привели в свою общую комнату двух новоиспеченных жен, воспринимается одобрительно. Мы и не к такому привыкли. Тема жизни друг у друга на головах, без стыда: и возражений, вызывает в нашем городе особое веселье. Всего лишь спустя 80 лет после написания водевиля мы уже собираемся решать проблему расселения коммуналок! Здорово!

 

Впрочем, и другие моменты тоже ощущаются залом очень живо. Когда Абрамчик высказал сомнение, удобно ли на следующий день после заключения брака развестись и пережениться, в другом сочетании, из партера кто-то, баском ответил: «Нормально». Явно, мужчина неоднократно бывал в подобных переделках.

 

Не устарела также идея: мужа надо кормить и даже лелеять. Поэтому жгучую симпатию вызвала пара влюбленных, Абрамчика и Людмилочки (Андрей Левин и Наталья Мартынова) с их естественными потребностями. Мартынова, кстати, за последние сезоны превратилась в лирическую героиню театра, ее обаяние действует безотказно. «Котик, поцелуй меня в носик!» — просит Людмилочка, ласково улыбаясь вначале неправильно подвернувшемуся первому мужу, а потом второму. «Скушай котлетку». Господи, какие уютные, домашние бывают женщины! И жизнелюбивый, близорукий, взъерошенный Абрамчик (отличная актерская работа Левина) ей под стать.

 

Со второй парой сложнее. Они не хотят котлеток и, поверите ли, молока. Они хотят читать учебник «Политэкономии». Может быть, молодые люди невзначай, за книжкой, и сумеют родить ребеночка, однако страшно представить, на каких идеалах его вырастят. Здесь уже классик Валентин Катаев подгадил актерам. Антону Денисову (Вася) и Юлии Игнатьевой (Тоня) трудно конкурировать в квартете с нормальными людьми. К тому же оба нервны и резковаты.

 

Катаева не зря ругали в 1930-е годы за аполитичное зубоскальство. Тогда рискованно было изображать подкованных комсомольцев наивными дурачками, не приспособленными к реальной жизни. В равной степени и партийное руководство этой компании, товарищ Флавий, в спектакле добрый дядюшка, тамада (Александр Стекольников), проявил неслыханное попустительство, когда разрешил своим подопечным жить кто с кем хочет, не задумываясь о законе. Я уже не говорю о том, что Катаев надругался над пролетарской поэзией, сочинив роль придурковатого Емельяна Черноземного (Михаил Бондарчук), врывающегося в семейную общагу совершенно некстати. Кстати, его графоманских импровизаций могло бы быть и поменьше в спектакле.

 

Водевиль, весело поставленный Геннадием Маем, несколько разросся до размеров классической оперы за счет музыкальных дивертисментов композитора Валерия Шамарина и танцев, а также модных в 1930-е годы живых «пирамид» балетмейстера Олега Игнатьева. Водевиль, конечно, без музыки не бывает, но если бы еще избавиться от психологических пауз, малейшего признака мысли у действующих лиц, было бы совсем хорошо.

 

С мелодрамой все несколько сложнее. За неделю до премьеры меня преследовала томительная мелодия танго «Счастье мое», его название послужило лейтмотивом пьесы Александра Червинского (1986). Также втягивает в давние события 1947 года и камерный спектакль Театра на Литейном. Зрители сидят, как теперь принято, на сцене, в ожидании начала перекидываются мячиком с натуральным мальчиком-пионерчиком.

 

Но для успеха этой пьесы нужна, главным образом, героиня. Она, безусловно, в театре есть. Когда Виктория (Полина Воронова), маленькая, скукоженная от холода, в нелепом треухе и жутком пальто, появилась на сцене, вися на руке увальня-морячка (Алексей Телеш), первые слезы у публики уже закапали. Чем-то эта Виктория напомнила Янину Жеймо — Золушку. С той разницей, что нашей Золушке не суждено стать принцессой. Поначалу «слабого недоростка» просто жалко. Чуть позже «недоросток» изумляет настырностью, отчаянным бесстыдством, с которым Виктория соблазняет случайного захмелевшего спутника. Собственно, Сенечка — не цель, а средство. Восемнадцатилетней девушке из детского дома позарез нужно продолжить свой род «утомленных солнцем», репрессированных в 1930-е годы (когда так мило веселились герои Квадратуры круга«). При мысли о ребенке глаза у Вороновой загораются фанатическим огнем. Виктория не обращает внимания на жуткую бездомность (она живет в кабинете биологии из милости), просит на себе жениться благородного старичка Оскарчика Борисовича, переживает смерть любимого директора (та умерла из-за Виктории). Молодая актриса играет девочку-женщину отважно, вовлекая всех в жестокую по-своему игру. Вика и себя не щадит. Вероятно, умрет при родах.

 

Счастье в невыносимых условиях.

 

Вряд ли мелодраму стоило называть «историей одной любви», как это сделал автор спектакля Виктор Рыжаков. Для влюбленной девушка слишком трезво оценивает Сенечку, она с самого начала знает: будущего с этим честолюбивым парнем у нее нет, от любви отказывается с порога. Вика упорно движется к цели: возродить свою красивую маму в будущей дочке. Несмотря ни на что.

 

В известном смысле Семен на Вику похож. Это поначалу Телеш выглядит малообразованным, раздражительным хамом. Но уже во второй части, когда выпускник морской дипломатической школы приходит через полгода к беременной Виктории, мы наблюдаем неожиданную метаморфозу. Дело не только в сверкающем белизной, отутюженном белом костюме. Виктория заразила своего экс-мужчину фанатизмом. У Сенечки тоже цель: служить в лондонском торгпредстве, чтобы искупить «политический позор» отца-баптиста. Морячок обладает необходимым во все времена талантом: впитывать как родной главный лозунг политического момента и переть в соответствии с ним. Без этого таланта не становятся ни депутатами, ни спикерами, ни … Семен, мельком глядя, как ползает с большим животом женщина, яростно оттирая от краски школьный пол, упивается собственным красноречием, рассказывая, как он будет проводить мирную политику государства. Оба излучают восторг, хотя и разного свойства. Семен (Телеш) даже приобрел со временем некоторую обходительность, научился по мере возможностей скрывать свой эгоизм, хотя и не сумел прилично завуалировать страх в момент, когда начались преждевременные роды. Позорно сбежал.

 

Третий фанатик, фанатик порядочности — шестидесятидвухлетний учитель биологии Оскарчик Борисович. Вадим Бочанов играет добрейшего, нежнейшего, наивного интеллигента. Естественно, с бородкой, в очках. Автор лишил старичка права говорить, но актер в своем молчании трогательно выразителен. И смешон при этом. Он как бы зависает в полужесте, пытаясь выразить непреклонность или оскорбленность в сцене «допроса», учиненного директором Лидией Ивановной. Часто приходится слышать, будто подобные интеллигенты вымерли. Не согласен. Я знаю нынешних викторий, я работаю с такими идеалистами оскарами борисовичами.

 

Спектакль «Счастье мое» обречен на успех у зрителя, не алчущего режиссерских экспериментов. Виктор Рыжаков, известный по авангардной постановке «Кислород», на этот раз сочинил традиционный психологический спектакль, помогая и доверяя актерам. И не напрасно доверяя. Главное трио и грустно-насмешливый комментатор действия, Лидия Ивановна (Ирина Лебедева), — все на месте. Театр сделал хорошее приобретение: Полину Воронову. На поклонах чувствительные зрители смахивали слезы, дебютантка скрывала слезы букетами.

 

А я, выходя из театра, думал о том, что между «Квадратурой круга» и «Счастьем», при всем их жанровом несходстве, есть нечто общее. В конце двадцатых, в конце сороковых люди вынуждены были существовать в невыносимых условиях и при этом умудрялись быть временами необъяснимо счастливыми. Какие удивительные государственные преобразования мы уже пережили и еще переживем?! Но до сих пор живы, несмотря ни на что! Воистину права Виктория: «Человек — это очень прочная вещь!».