Top.Mail.Ru
КУПИТЬ билеты
«Серьезно влюбленные»
Пресса «Слуга двух господ» Карло Гольдони
Автор: Магалашвили А.// Art Times. 2004г. №2. С.29-32   

Карло Гольдони написал первую версию «Слуги двух господ» в 1745 году. Пьеса пережила огромное число постановок. В памяти театрала сразу же возникает спектакль великого Джорджо Стреллера в миланском театре «Пикколо» и образ Арлекина, созданный Феруччио Солери. Встреча с новой неожиданной трактовкой может шокировать.

Некоторые ассоциации, например киношный Труффальдино Константина Райкина, так прочно засели в голове зрителя, что сломать эффект ожидания и заставить поверить в другое видение пьесы очень трудно. Петербургскому режиссеру Андрею Прикотенко, поставившему «Слугу двух господ» в театре «На Литейном», это удалось. В этом спектакле его команда, уже завоевавшая «Золотой софит» и «Золотую маску» с «Эдипом-царем», приняла пополнение в виде новых актерских сил.

 

Необычной формой сценического существования актеры сначала ставят зал в тупик, но потом вышибают предубеждение даже из самых крепких зрительских затылков. В версии режиссера герои комедии XVIII века превратились в подростков, которые влюбляются, мучаются и переживают все трудности переходного возраста.

 

Беатриче + Флориндо, Сильвио + Клариче, Труффальдино + Смеральдина (можно подставить любые имена) = ЛЮБОВЬ. Эта история современна всегда и близка каждому — ведь первая любовь была у всех.

 

Стилизованные костюмы скорее из советских 60-х. Но актеры играют свою юность, время, когда слушали (и под гитару пели во дворах) группу «Кино». Оттуда подростковая неуверенность и бравада «я уже взрослый», особая манера говорить, походка и даже некоторая «приблатненность», которую копировали, да и сейчас копируют подростки, стараясь выглядеть старше.

 

Беатриче появляется под именем своего брата Федериго почти как в детективе: с портфелем, в плаще и шляпе. Ксения Раппопорт играет девушку-подростка, до слез в глазах старающуюся изобразить свое представление о «мужественности» и убедить других, что она мужчина — «мужик», и притом «мужик» крутой. И все это ради любви! Актрису практически невозможно узнать в пареньке, ходящем вразвалочку и говорящем срывающимся баском.

 

Труффальдино в исполнении Джулиано ди Капуа — далеко не хитрец, но наивно полагает себя таковым и постоянно путается в умозаключениях и хозяевах. Это запуганный деревенский паренек, который все время хочет есть. Он впервые попал в «большой» мир, а потому пребывает в постоянном обалдении и при появлении очередных проблем, вытягиваясь в струнку от страха, начинает «тормозить».

 

Флориндо (Игорь Ботвин) — типичный «парень с гитарой» из соседнего двора, которому стоит только тряхнуть вихрами, взмахнуть полой кожаного плаща — и девичьи сердца падают как фантики. А он готов погибнуть ради одной.

 

Оскорбленный возможной неверностью тихий влюбленный мальчик Сильвио, которого играет Тарас Бибич, пытается быть мстителем, героем, силачом и «страшным человеком». Потуги персонажа смешны, но истинное буйство страстей Сильвио становится ясным в спринтерском забеге с препятствиями, а настоящее чувство — в лирических любовных объяснениях.

 

Клариче (Мария Лобачева) — девочка их хорошей семьи, еще не выросшая из «кукольного» возраста, она знает, как надо вести себя, что хорошо и что плохо, но ужасно хочет приключений, неприятностей и испытаний, чего-то сильного и романтически-ужасного. Ведь девчонки могут держать слово не хуже парней, но хрупкой девичьей душе трудно перенести недоверие.

 

Смеральдина (Вероника Дмитриева) могла бы учиться в каком-нибудь ПТУ, защищать подруг на дискотеках, «разводить конфликты», с показным «знанием дела» рассуждать о мужчинах (в монологе о цветущих садах актриса постоянно срывает аплодисменты), а на самом деле честно ждать своего «принца».

 

Длинные пояснительные монологи, характерные для драматургии XVIII века, кажутся решенными в стилистике театра абсурда. Так они могли бы звучать у Ионеско. Но ведь надо, наконец, объяснить этим непонятливым взрослым, сверстникам и зрителям, что я Фе-де-ри-го!… А я хороший слуга, и мне надо вовремя питаться… Не Беатриче, а Фе-де-ри-го! Я сама, то бишь сам… А она мне не верна… И почему я вскрыл письмо?… А я верна…И где я взял этот портрет и гитару?… Почему я несчастная…

 

Вскрыть стеклышком вены, чтобы покончить с собой от неразделенной любви и непонимания, или пролить кровь, чтобы побрататься навеки и поклясться хранить тайну до гробовой доски. Верность, любовь, дружба — у них все по максимуму, на грани жизни и смерти, у них все ПО-НАСТОЯЩЕМУ!

 

Юношеский максимализм, а как иначе — ведь все в первый раз. Первая любовь. Первый поцелуй, который заставляет Беатриче наконец почувствовать себя слабой и беззащитной. Первая рюмка, точнее бутылка, которую с горя выпивает Сильвио и пытается «перевернуть мир». Первая сигарета, после которой Труффальдино плачет о своей несчастной доле…

 

Их родителям надо вспомнить, что они тоже любили и переживали все в первый раз. Тогда они встанут на защиту своих чад, и доктор Ломбардии (Вадим Бочанов), как Дракула, нависнет над папашей Панталоне (Евгений Меркурьев).

 

Потом все помирятся, поймут друг друга и будут пить чай, забавно кивая, как фарфоровые китайские болванчики, и пуская струйки воды, как фонтаны с тритонами. А дети повзрослеют и уплывут в дальнее счастливое плавание…

 

Герои поют. Ridi, Pagliaccio… Fortune… Amore… Оперные арии переплетаются с песнями «Кино». «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать…», — звучит фраза из «Легенды». Все-таки портрет Флориндо, который хранит Беатриче, удивительно похож на фотографию Цоя, распечатанную на принтере.

 

Андрей Прикотенко, режиссер спектакля «Слуга двух господ»:
— В какой-то момент у нас появилось сильное желание поставить спектакль о юности, потому что мы вдруг почувствовали, что юность прошла. Хотя она была не так давно, и мы ее ощущаем, но стали уже другими людьми. Конечно, нам хотелось сделать открытие, но Гольдони на самом деле писал о юности. В мемуарах он рассказывает о своих молодых годах, а они были бурные: много любовных приключений. Он несколько раз пытался жениться, разводился, его бросали. Сумасшедшая такая юность. Потом наступает затишье: два года он работает адвокатом в Падуе, не занимается творчеством, возвращается в Венецию, успевает стать за это время взрослым серьезным человеком… и вдруг пишет эту пьесу. Парадокс. Наверняка, она стала результатом какой-то оценки самого себя.

 

Пьеса написана как comedia dell`arte, хотя Гольдони был ее противником (по этому поводу возник его знаменитый конфликт с Гоцци). Спектакль Стреллера сделан как comedia dell`arte и как дань этому жанру. Мы же обратились к тому, что зацепило в пьесе нас самих, и к собственному подростковому прошлому. Поэтому, например, в нашем спектакле звучит музыка Виктора Цоя, которая является частью культуры того времени и уже вообще частью культуры. Так что в этом отношении игра честная.

 

Играть подростка — сложная актерская задача. Главное — в серьезности, подросток всегда все делает очень серьезно и без цинизма произносить слова: вера, честь, измена. Нельзя играть: «Я тебе верна, я тебя люблю!». Надо играть: «Я тебе верна, я тебя люблю!». Такая серьезность нам кажется умилительной. Чтобы сыграть так, нужно уже отстраниться, сам подросток этого не сможет.

 

Мы затеяли этот спектакль, потому что в нем есть добро. Сейчас в наших людях столько агрессии, жестокость, зла. А само человеческое существо не так организовано, человек гораздо добрее. Мы хотим сделать спектакль про нормальных чистых существ. Чтобы тот, кто пришел в зрительный зал, поверил, что человек — существо красивое и полноценное, которое знает, что такое честь, может полюбить и может быть прекрасно в своем порыве. Но прощание с юностью не должно быть пафосной жирной точкой, как маслом по салу; мы хотим, чтобы это было легкой, смешной, пронзительной акцией.

 

Тарас Бибич, исполнитель роли Сильвио:
— Чтобы играть, нужно где-то брать силы, что-то должно «вставлять», должны быть чувства внутри. У нас есть воспоминания о нашей юности, о себе, когда мы были гораздо чище, пусть менее приспособлены к жизни, но чище. И есть сам факт, что мы уже другие. Эта пропасть, люфт, дистанция дает нам энергию для игры. Тоска по тому времени преследует всех людей, и нас, и каждого зрителя в зале. Когда на спектакле люди втягиваются, они вдруг зрительно возвращаются в свою юность и в наших лицах видят себя такими, какими они были, может быть, лучше. Нужно не стесняться быть наивным даже в зрелом возрасте.